Героический режим. Не для героев [СИ] - Геннадий Башунов

— А как отличить крестьян от разбойников? — тихо спросила Женя.

Я скривился.

— Убивай всех, у кого есть оружие. Женщин и стариков не трогай. Больше у меня идей нет.

— А что будет, если я убью крестьянина?

— Значит, ему не повезло.

Женя судорожно вздохнула, а Катя охнула. У мужиков этот план тоже не вызвал восторга.

— Эк, ты как озлобился, — хмыкнул Вася, но больше ничего не добавил.

Мне, в общем-то, ответить было нечего. Мы прошли дорогу, занимающую часа два с половиной или три, меньше, чем за полтора, и это не слишком-то хорошо отразилось на моей ноге. Я чувствовал боль и злобу. Кажется, они стали моими постоянными спутниками.

Щупальца тумана ползли вверх, уже соприкасаясь с моими новыми сапогами. Они поднимались, а я будто погружался в грязь. Серая сырость уже искрила багровыми пятнами злобы, а вскоре она похоронит под собой лужи крови и тела, и только солнце разгонит эту мерзкую, будто бы живую, субстанцию, освещая результаты наших тёмных дел. Но я буду уже далеко. Если, конечно, моё тело бездыханное тело не поглотит туман. Но пока он покрывал собой башню, что было, определённо, злым знаком.

Вокруг были одни злые знаки. Я предчувствовал их, видел, а они будто звали меня. Туман — ничто, всего лишь прикрытие зла. Я чувствовал, как вокруг меня бьются в агонии сосуды, как они лопаются и исторгают из себя злобу, ненависть, страх… И я купался в них. Жил в них. Они были частью меня, а я был частью них. Этот мир агонизировал, и я упивался его агонией…

Наваждение прошло. Туман был обычной дисперсной системой, а я стал уставшим, запуганным и измученным. Как и должно быть. Но это ненадолго.

— Двинули, — сухо сказал я, когда туман заслал собой башню, и спрыгнул в ров.

Сапоги с чавканьем ушли в подмёрзшую грязь. Я чуть не упал на левое колено, но удержал равновесие и побрёл к другому краю ямы. Выбраться из рва оказалось не такой тривиальной задачей — земля постоянно осыпалась, к счастью, тихо. Но минуты через полторы я оказался на твёрдом. Как был, на карачках, пополз по валу. Где-то позади бултыхался Вася. Слишком громко, но тревогу по-прежнему никто не поднимал. Наверное, часовой всё-таки спит. Было бы не слишком приятно, если бы нас застукали здесь — хватило бы арбалетного залпа.

Перебравшись через вал, я, согнувшись в три погибели, добежал до входа в башню. За вечер разбойники успели сменить старую дверь на новую, толстую и окованную железом. Нехороший сюрприз. Совсем нехороший. И как нам прикажете её выламывать?

Но она открылась сама. Или, вернее, распахнулась, впечатавшись мне в лицо и отбрасывая назад. Захлёбываясь кровью из сломанного носа, я вскочил на ноги. В дверях на одном колене стояли с полдюжины арбалетчиков.

— Огонь!

Издав нечленораздельный вопль, я упал пластом, набрасывая на себя Плащ. Над головой просвистели болты…

… я жив.

Позади выматерился Вася.

— Перезаряжай!

Несколько болтов воткнулись рядом со мной почти вертикально — стреляли и с башни.

Нас ждали, пришла своевременная и такая нужная мысль. В этот же момент я ослепил одного из арбалетчиков, на второго набросил Метку, третьего отправил пинком вглубь башни. Кинжал торчал из глазницы четвёртого, а нож уже скрёб шейные позвонки пятого, ещё не понимающего, что его горло превратилось в сплошную кровоточащую рану.

— Что, бл… — прохрипел шестой, поднимая арбалет, но я заткнул его ударом ножа по горлу.

Завопил четвёртый арбалетчик. Он выронил своё оружие и тянулся руками к окровавленной глазнице. Я вырвал кинжал из его глаза и рванул дальше, сочтя, что с ним справится Вася, уже зарубивший ослеплённого арбалетчика. Позади меня уже хлестал лёд, смявший тело того, на ком была ветка, а из каменного пола поднималась массивная фигура голема, расшвыривающая мечников, собравшихся в центре комнаты. Я бежал к ним.

В башне поднялся ор, разбойники, матерясь и вопя от страха, разбегались прочь от голема, кто-то уронил оружие и выл, кто-то забился по углам, ощетинившись мечами и кинжалами. Выковыривать их оттуда я не собирался. Моей целью был глава разбойников, который в окружении двух человек — оба были с ним в пыточной — отступал к лестнице.

Я сейчас представлял из себя серо-чёрный вихрь, не заметить который в свете нескольких факелов было невозможно. Один из подручных главаря поднял свой арбалет и выстрелил в меня, но мимо. Я, лихорадочно хромая, добрался до них, сорвал с перевязи арбалет, впечатал его приклад в лицо стрелку, подставил под удар меча главаря и, уже бесполезный, швырнул в него, но тот отбил этот неуклюжий снаряд щитом. Зарычав и сфыркнув с верхней губы кровь, я отступил, двое бывших на ногах разбойников тоже отпрянули назад.

Но остался тот, чьё лицо я рассёк, а у меня ещё есть кинжал. Я ударил его, стоящего на коленях, в грудь, но тот отскочил от кольчуги. Бить в лицо бесполезно — оно закрыто руками, на голове шлем без забрала. Я выругался и толкнул раненого, тот повалился на спину.

Кольчуга ведь не всё прикрывает. Клинок вошёл разбойнику в пах. Раз, второй, третий. Где-то там была жизненно важная бедренная артерия, но я не знал, где точно, поэтому буквально перерезал жертве жилы на ноге. Булькающее хныканье превратилось в визг, который перекрывал даже вопли всех остальных и грохот голема, буквально размазывающего двух разбойников по стене. У другой стены бушевал вихрь льда, Вася рубился сразу с двумя противниками в центре зала, а Шустрик методично дорезал арбалетчиков.

Руки раненого отнялись от лица и инстинктивно потянулись к паху. Он сворачивался в позу эмбриона, но я воткнул ему в глазницу кинжал на всю глубину, и разбойник замер в неестественной позе.

Глава разбойников с товарищем отступали по лестнице. То место, где рухнул я, закрыли досками. Что ж, пусть оно подведёт не одного меня.

— Доски! — рявкнул я.

Не знаю, кто откликнулся на мой вопль, но на деревянное перекрытие рухнула ледяная глыба, разнеся одну из досок в щепки. А через миг лестница над ней буквально встала на дыбы, рассыпаясь грудой камней. Путь наверх был отрезан.

Стало тише. Настолько, что я расслышал свой тихий смех. Голем застыл у стены, а ещё через пару секунд осыпался горой песка. Впрочем, своё он отработал — у одного из трупов была раздавлена голова, а двое навсегда останутся частью стены. Сколько я навидался здесь, но такого количества крови не видел никогда. В живых, кроме главаря и помощника, оставалось пять или шесть разбойников, но они не представляли угрозы — четверо и вовсе побросали оружие и молили о пощаде. Глядя только на босса, я зарезал двух, а остальных двумя точными ударами убил Вася.